- Няня, кто так громко вскрикнул, За окошком промелькнул, На крылечке дверью скрипнул. Под кроваткою вздохнул?
- Спи, усни, не знай печали, Бог хранит тебя, дитя, Это вороны кричали, Стаей к кладбищу летя.
- Няня, кто свечи коснулся. Кто скребется там, в углу, Кто от двери протянулся Черной тенью на полу?
- Спи, дитя, не ведай страха, Дверь крепка, высок забор, Не минует вора плаха, Прозвенит в ночи топор.
- Няня, кто мне в спину дышит, Кто, невидимый, ко мне Подбирается все выше По измятой простыне?
-О дитя, что хмуришь бровки, Вытри глазки и не плачь, Крепко стянуты веревки, Знает ремесло палач.
Ну, кто после таких стихов найдет в себе силы спустить ноги с кровати, чтобы, скажем, сесть на горшок! Под кроватью, ближе к стене - всем известно, лежит Змей: в шнурованных ботинках, кепке, перчатках, мотоциклетных очках, а в руке - крюк. Днем Змея нет, а к ночи он сгущается из сумеречного вещества и тихо-тихо ждет: кто посмеет свесить ногу? И сразу - хвать крюком! Вряд ли съест, но затащит и пропихнет под плинтус, и бесконечно будет падение вниз, под пол, между пыльных переборок. Комнату сторожат и другие породы вечерних существ: ломкий и полупрозрачный Сухой, слабый, но страшный, стоит всю ночь напролет в стенном шкафу, а утром уйдет в щели. За отставшими обоями - Индрик и Хиздрик: один зеленоватый, другой серый, оба быстро бегающие, многоногие. А еще в углу, на полу - квадратик медной резной решетки, а под ним черный провал - "вентиляция". К ней и днем-то подходить опасно: из глубины пристально, не мигая, смотрят Глаза. Да, но самый-то страшный - тот безымянный, что всегда за спиной, почти касается волос (дядя свидетель!). Много раз он приноравливается схватить, но как-то все упускает момент и медленно, с досадой опускает бесплотные руки. Туго, с головой завернусь в одеяло, пусть один нос торчит - спереди не нападают. Напугав дядиными стихами. Марьиванна уходит ночевать к себе, в коммунальную квартиру, где, кроме нее, живут еще: Ираида Анатольевна с диабетом, и какая-то пыльная Соня, и Бадыловы, лишенные родительских прав, и повесившийся дядя... И завтра она придет опять, если мы не заболеем, а болеем мы часто...
