Если вдохновенный невинный любящий витающий в облаках мечтатель верует во Вселенную радости, и света, и совершенного бытия и если он ошибается и умирает, то заблуждается не он, а Вселенная.
Должность смотрителя кладбища передавалась по наследству на протяжении трех поколений. Однако нет сведений, подтверждающих, что эта должность в городе была кастовой или ритуальной. Со времен основания каменного города за кладбищем наблюдали самые разные люди, и среди них были не одни только степняки. Нынешний смотритель вообще возводит свой род к поздним поселенцам. Поэтому нелепо было бы оправдывать странное поведение смотрителей последних лет приверженностью к местному культу мертвых. У степняков культ мертвых как таковой вообще не развит. Он теряется на фоне сложного культа земли. Степняки боятся своих мертвецов и воспринимают их как скверну. Обычай закапывать в землю покойных они считают варварством и удостаивают этой чести лишь избранных – причем сопровождают процесс вынужденного осквернения земли многочисленными очистительными обрядами.
Некоторые примитивные народы относятся к своим мертвым так же, как и к живым. Их мифология не создала особого мира, где мертвые могут ждать воскресения либо встречи с ныне живущими. Не имея возможности сохранить для себя голоса и чувства умерших и не веря в будущую встречу с милыми предками, эти народы пытаются сохранить их прах, в той или иной мере наделяя кости качествами покойного. Таким образом они создают иллюзию присутствия умершего в своем повседневном быту. Но нашим степнякам это не свойственно.
Я беру на себя смелость утверждать, что странная, теплая, почти животная забота, которую нынешний Смотритель проявляет по отношению к городским мертвецам, вообще не связана с ритуалами и традициями. Ухаживать за мертвыми так, как ухаживает за ними Смотритель – утешать их, греть их своим сердечным теплом – желание, идущее из глубины человеческой души. Смотритель относится к мертвым так, потому что не видит иного выхода. Вряд ли он любит покойных. Но я уверен – он чувствует их слишком хорошо, чтобы относиться к ним равнодушно.
Думаю, причина такого надрывного отношения к боли мертвых проистекает исключительно от злоупотребления настоями и от курения смолистых корней савьюра. Иначе объяснить это невозможно, ведь Смотритель – не сумасшедший, а вполне здравомыслящий человек. Твирин обострил его чувства. Много превысив допустимую для человека норму твирина, обитая на границе города, в дреме разнотравья, Смотритель узнал о страданиях умерших слишком много такого, что живым не положено знать. Ужасную, безнадежную боль бездвижных мертвецов он стал чувствовать натяжением нервов, поверхностью кожи – и так же телесно, кормя их сахаром, поливая могилы парным молоком, он пытается ее облегчить. Думаю, их боль передалась ему, и стала шоком для него самого. Он заливает ее твирином, чувства его обостряются еще сильней, и общий накал страдания достигает удвоенной силы!
Свою дочку, Ласку, Смотритель воспитал в том же духе. Чтобы те лучше знали о нуждах мертвых, Смотритель приохотил к твирину сначала свою жену, а впоследствии – и ребенка. Губительное влияние трав сказалось и на восприятии его домочадцев. У них чрезвычайно чувствительные уши, и волоски на коже, кажется, шевелятся от малейшего колебания в кладбищенской земле. Его жена, в юности миловидная, к закату своей жизни выглядела так, словно сама была выходцем с той стороны. К тому моменту, как она поседела, она отрастила себе такие густые и тяжелые волосы, что они полностью закрывали ее туловище. С тыльной стороны они достигали земли, а спереди спускались ниже пояса сплошной волной. Ногти ее затвердели и кожа на руках ссохлась от постоянного пересыпания земли.
Естественно, что в таком положении несчастная семья не может уже относиться к мертвым иначе, как к своим близким – малоподвижным, но постоянно присутствующим в их повседневной жизни существам. Они живут и ночуют почти что в обнимку с покойниками. Земля, наполненная погребенными людьми, качает их на своей ноздреватой ладони. И ночью, когда город спит, степь погружена во тьму, и ни один посторонний звук не нарушает тишины этой ночи, они, опьяненные твирином, приникают ушами к лежанкам и засыпают, слушая звуки земли. Сверху, из бездонной космической тьмы, на них смотрят холодные звезды. Мертвые окружают их со всех сторон. Иногда, едва успев похоронить еще утром дышавшего человека, и закончить поминальную трапезу на свежей могиле, они уже слышат, как новый сосед начинает ворочаться на новом месте.
Слыша мертвый говор и чувствуя мертвую боль, смотритель уже не может забыть о своих подопечных. Он заботится о них, потому что ощущает всем телом, что их существование не прекращено. Наверное, теперь он почитает эту заботу уже не своей насущной потребностью, а неприятным, но непременным долгом.
