«Аделина, Аделина!» – женский голос звал меня. Я, повинуясь ему, встала и подошла к окну. Было уже за полночь, тьма спустилась на город, и я увидела за окном свет уличных фонарей. «Аделина, иди ко мне, я жду тебя» «Не смей звать ее, слышишь!» – в моей голове раздался мужской голос. «Почему? Неужели ты думаешь, что сможешь меня остановить?» «Ты не ее хозяйка или госпожа!» На этом диалог закончился, и я смогла спокойно уснуть.
Утро выдалось холодное и сырое, окно было почему-то открыто, хотя я точно помнила, что перед сном его закрывала. Влажный воздух затекал в комнату и заставлял меня дрожать. Ужасно болела голова, как будто после нескольких выпитых баночек энергетика. Умывание холодной водой мне облегчения не принесло, а когда я решила позавтракать, то обнаружила, что вся еда кончилась, а вчера в магазин сходить я не успела. Неспешно одевшись, я вышла в магазин. Покупателей в нем не было, только сонные продавцы разгадывали кроссворды. Я купила десяток яиц, тостов, бекона, сыру, соку и молока – в целом, мне должно было этого хватить, потому что я не имела привычки готовить обеды. Дома я пожарила себе яичницу и выпила кофе, чтобы взбодриться. В голове вертелись тысячи мыслей, я никак не могла понять, были ли ночные голоса реальностью или сном. Один из возбужденных нейронов подал импульс, я быстро схватила листок бумаги и записала: Блажен, кто времени успел поймать мгновенье И на секунду замерев, сей миг увидеть смог, Не растерять подарок провиденья, Остановив межвековой поток. Блажен, кто времени не чувствует разбега И днем сегодняшним без бед живет, От прошлого не делая побега, Сквозь будущее в вечность не ведя поле Мда, переложить эти слова на песню не представлялось возможным, но продекламировать при случае – это можно было бы счесть хорошей идеей. Собрав вещи, я отправилась в редакцию. У Стеллы был выходной, и меня вдруг передернуло – наверное, мистер Мэйнс пытался мне вчера позвонить, а я спала как убитая. Но, когда я вошла в кабинет 302 и увидела его сияющее лицо, все подозрения и страхи отступили. – Здравствуйте, мисс Ковальски! – деловой тон заставлял насторожиться. – Как я уже понял, вы хотите знать мое решение. – Да, мистер Мэйнс. – Что ж, я допускаю эту программу к исполнению, только прошу исключить одно произведение – подражание Моцарту. Не очень мне нравится… – Я могу и без него выступить, разумеется. – Ну вот и славно! У вас богатый творческий потенциал, вы не можете не сотворить что-либо более интересное. Я забрала ноты и со вздохом облегчения вышла в холл. Завтрашнему концерту быть! Я снова поехала к Вольфу Генриховичу. И он опять долго шел к двери. – Ты сегодня рано, Ада. Какие новости? – Мэйнс допустил программу! – Да за это надо выпить! Ты не замерзла? Может быть, мне чаю поставить? – Давайте, я пока разденусь. Напевая какую-то мелодию, мой продюсер ушел на кухню, а я прошла в кабинет. На этот раз пластинки уже не было. Комната казалась мне уютной: выполненная в стиле 1930-х, она притягивала и манила меня вещами старины. На секретере из дуба, заваленном листками и сборниками, стояла керосинка, у фортепиано расположились старые канделябры, а стене напротив дивана висело старое в литой оправе зеркало. Оно меня чем-то пугало. Прихрамывая, вошел Вольф. – Показывай свои достижения! – он с сияющим лицом прочитал допуск и поставил ноты на пюпитр. – Хм, он запретил тебе подражание Моцарту? И тут я впервые увидела его в гневе – неистовые глаза готовы были испепелить все в округ. – Он запретил это??? Идиот, бездарь!!! Да как он смеет, это же лучшее твое последнее сочинение! – Успокойтесь пожалуйста, я исполню его в другой раз! – В другой раз? Да как он смел и то он вообще такой, он же должен разбираться в музыке! Злость прошла, оставив место опустошению. Вольф стал наигрывать Фантазию ре-минор на клавишах старенькой «Лирики». Эта музыка всегда действовала на меня сильно и вдохновляющее. Потом он надел очки и снова взял мои ноты. – Ладно, ладно… посмотрим. Хм, «Песнь севера» - ничего так название, мне нравится! И тема хорошая, и обработка мне кого-то напоминает. – Нот всего семь, Вольф Генрихович! – Золотые слова! – воскликнул он. – Знаешь, с этой программой можно произвести фурор. – Надеюсь, что меня слушатели поймут правильно. – Пойми, девочка, они на первом концерте к тебе привыкали, узнавали так сказать, теперь они будут знать, на чей концерт пойдут. – Это обнадеживает. А когда концерт? – Завтра в 19.00 там же. И как всегда, ты должна быть в гримерке в пять вечера по крайней мере. – Хорошо, а можно мы сегодня отрепетируем произведения? – Давай, ты ведь не будешь петь? – осведомился Вольф. Я отрицательно покачала головой и взяла чехол с флейтой. Мой продюсер уселся в кресло и приготовился слушать. Я закрыла глаза на мгновенье, а затем начала играть по нотам, чисто и осторожно, вполсилы. Вольф кивал одобрительно, иногда останавливал меня, а потом говорил замечания. Он всегда был добр и нестрог ко мне, уважительно относился к моим способностям, чего нельзя было сказать о моем бывшем преподавателе. Как бы то ни было, он навсегда прочно прописался в моей памяти, потому что именно он дал мне первые уроки игры на флейте. Вскоре мы закончили прогон. – Отдохни, мы с тобой про чай совсем забыли! – Вольф поднялся с кресла и повел меня на кухню. Выполненная в темно-коричневых тонах, она производила впечатление очень милое. Из черного глиняного чайника мне налил зеленый мятный чай, в хрустальную вазочку положил конфеты. Я осторожно сделала глоток, и тепло разлилось по телу. – Так вкусно…и тепло, ведь на улице почти осень. – Конец августа ознаменован приходом осени с ее увяданием, – он начал мечтать. – Простите, вы хотели рассказать, как мне вести себя на сцене. – Действительно, чуть не забыл. Как ты выходишь? Ты должна улыбаться, смотреть прямо в зал, а не зажмуриваться. – Но свет слепит глаза… – Кого это волнует, а? Ада, отдаваться музыке и передавать слушателю настроение ты сможешь только во время исполнения, а до этого тебе предстоит расположить всех к себе. Избавить их от сторонних мыслей, психологически и чувственно настроить… Его слова впору было записывать. Я пила чай и кивала, потому что не согласиться с ним было нельзя. Сколько я слушала – не знаю, но на улице вдруг стало темнеть. Я посмотрела на часы – всего лишь 8 вечера, выглянув в окно я поняла, в чем дело. На город наползала темная туча, я надеялась, что безгрозовая. – Я тебя не задерживаю? Может, ты куда-то торопишься? – Да нет вроде бы, но мне хотелось погулять по вечернему Ванкуверу. – Тогда до завтра, я буду ждать тебя. Выспись, плохо выглядишь. – Хорошо, постараюсь. Я попрощалась с ним и вышла на улицу – зажглись фонари, ибо стало довольно темно. Я медленно пошла по улице к редакции – вдруг Стелла невзначай придет. Но нет, в опустевшем здании никого не было, только со второго этажа из штаб-квартиры МАССОЛИТа вышли двое. Они спорили о чем-то, но я не вникала в суть. Я спустилась вниз и вышла на улицу. Зазвонил телефон, номер определить было нельзя. – Алло, Аделина Ковальски слушает. – Ада, это я, Стелла. Прости, что не была сегодня в офисе. Ты зашла к мистеру Мэйсону? – Да, он одобрил мой репертуар, – похвасталась я. – Я рада за тебя, вот выйду завтра и покажу тебе наработки, которые ты вчера так безрассудно оставила. Я ужаснулась – и правда, дома не досчиталась нескольких нотных тетрадей. – Спасибо тебе большое, я зайду. Удачи. – Пока, как хорошо, что я у тебя есть, да? Она снова подколола меня, а я не смогла ответить. Убрав мобильный, я обернулась и увидела знакомое лицо. Прямо из здания редакции вышел Уильям в шикарном черном кожаном плаще и с тубой для бумаги. – Аделина? Какая приятная встреча! Что вы делаете в такой вечер? – Гуляю. Уильям, а что делаете вы? – Я ищу дополнительное место работы. – Кем же вы работаете? – Художником, я создаю работы в жанре исторической иллюстрации или просто иллюстрирую книги. – Это так интересно! Но вы сказали, что ищете еще работу, так значит, вы уже имеете основной заработок? – Да, Аделина, я приношу свои картины в одно агентство, где печатают обложки для журналов и гравюры, но мне не помешало бы публиковать свое творчество здесь. – Какое совпадение, Уильям! Я сюда же приношу репертуар для концертов! – обрадовалась я. – А можно увидеть ваши работы? – Разумеется, но не здесь. Они почти все находятся у меня дома, моя леди. Не желаете ли зайти в гости? Я задумалась: идти в гости к молодому человеку через день после знакомства было, мягко говоря, странно, мораль не допускала этого. Но Уильям спас мне жизнь и держался как истинный джентльмен, и отказать ему я не могла. – Прекрасно! Мы прогуляемся по вечернему Ванкуверу, ожидающему прихода осени! Он подал мне свою холодную руку и повел вперед. В воздухе витал едва различимый аромат жухлых листьев, но Уильям его заметил. – И снова осень… прекрасная пора для прогулок! Дни становятся короче, ночи длиннее и холоднее…Вы любите ночь? – Скорее вечерние сумерки, человек плохо видит во тьме, где все становится серым. – О да, Аделина, вы правы! Человеческий глаз не способен на это, разве что звериный. Осторожно! – он одернул меня, я посмотрела под ноги и не поняла, в чем дело. – Выбоина, так и споткнуться несложно. Присмотревшись получше, я обнаружила глубокую дыру на стыке двух плит, устилавших тротуар. Небо стало совсем черным, а фонарь на углу не горел. Как же мой спутник успел заметить препятствие, если говорил со мной и смотрел вперед? – Сколько комнат в вашей квартире? – спросила я. – Две и кухня. Большая стала гостиной, меньшая была переоборудована мною под спальню и кабинет. Свет мешает мне работать, а в ней маленькое окно. – Кажется, я припоминаю. Да, у вас еще много книжных стеллажей… – Да, вы очень внимательная. Я коллекционирую психологию и исторические романы. Очень люблю читать Пикуля в оригинале, разумеется, Семенова… Уильям вдруг замер и посмотрел чуть выше моей головы куда-то вдаль. Я поймала взгляд его серых глаз, полный ненависти, радужка поблескивала. Через несколько секунд он убыстрил шаг и замолчал. На мои вопросы относительно остановки он отвечать не хотел. – Я детективы люблю и книги по истории искусств. Либретто оперные иногда читаю. – У вас, надеюсь, неплохой вкус, леди, – мой спутник слабо улыбнулся. – Мы почти пришли. Желаете чего-нибудь? – Только в вашем обществе остаться! – Вот и славно! Мы поднялись на четвертый этаж в его квартиру. Как только я зашла в прихожую, то почувствовала вездесущий аромат винтажной старины. Стены были обшиты мореными деревянными панелями из бука, а чугунные вешалки ожидали, когда на них повесят одежду. – Раздевайтесь и проходите в гостиную, – сказал Уильям и быстро нырнул во тьму. Он даже не включил свет, но я эту оплошность исправила. В знакомой комнате я чувствовала себя уютно, разглядывая книжные стеллажи. Все, как и говорил Уильям: психология, историческое, мировая классика на разных языках. Потом я перевела взгляд на картины – его картины, батальные сцены и воины в полной амуниции. – Изучаешь? Это то, что забраковали. Я оставил их себе, другие продал. Нравится? – Очень. Я не так хорошо разбираюсь в живописи, но костюмы и доспехи вроде бы верно прорисованы. – Я больше всего люблю средневековье и XIX век. У меня где-то даже костюмы были… – сказал он и указал мне на кабинет. То, что я увидела там, превзошло все мои ожидания и представления о роскоши и практичности. Комната была и вправду достаточно маленькая, но очень гармонично декорированная. Справа на окне висели жалюзи и плотные бордовые бархатные шторы, на стенах – темные обои с тиснением, слева еще стеллажи, но с более часто используемыми книгами. У окна стоял дубовый секретер и удобный стул с обивкой, мольберт, стопкой лежали бумаги и чертежные принадлежности… Но главным украшением оставалась кровать, вернее ложе. Оно было двуспальное (хотя зачем? Судя по остальному интерьеру, Уильям жил один), укрытое мягким на ощупь покрывалом, на потолке над ним находились сборки ткани балдахина. Я осторожно села на край. – Наверное, на нем очень приятно спать? – спросила я. – Вы правы, Аделина, сон приходит быстро, – Уильям сел рядом со мной, совсем близко, так, что я слегка смутилась. Я почувствовала приятный знакомый аромат, вернувший меня в детство, когда я гуляла по городским садам… это была черемуха, но откуда она осенью? – Мы не за этим сюда пришли. Я сейчас достану работы… Он нагнулся и пробрался под ложе, откуда вытащил незапылившиеся папки. Он долго искал в них то, что нужно, и вскоре достал лист формата А3. На нем был изображен средневековый рыцарь в полных латах и с клейморой в руках. – Моя первая профессиональная работа – «Рыцарь». Мне однажды приснился сон, где фигурировали жители средних веков. Впечатление было столь сильное, что я немедля взял карандаш и сделал набросок. Работал целую неделю на одном дыхании. – Замечательно! Металл как будто блестит в лучах заходящего солнца! Уильям улыбнулся и достал еще несколько работ, где я смогла увидеть девушек и юношей в исторических костюмах. – А это я воссоздавал наряды разных эпох для одного журнала… Давно это было, даже и название забыл. Как вам? – Нет слов… да вы мастер! – я не переставала восхищаться. – Спасибо. А хотите я покажу вам незаконченную работу? – он отодвинул штору и достал мольберт с портретом девушки. Черты лица были лишь слегка различимы, но губы и глаза уже выглядели живо. Было в этом лице что-то неуловимо знакомое, я снова не могла понять, что именно. – Красивая девушка, кто она? – Не знаю. Мое воображение нарисовало ее, – юноша быстро убрал портрет. Видимо я задела его за живое или вопрос был неожиданным. Раздался бой часов, я насчитала одиннадцать ударов. Мне стало как-то неловко, и я хотела было оставить Уильяма одного, но он меня опередил. – Хотите чаю из трав? Он успокаивает нервы. – Не откажусь… я вам не в тягость? – Что вы, Аделина! Я вижу как вы терзаетесь. Ничуть нет! Его слова приободрили меня, и мы пошли на кухню. Интерьер в стиле хай-тек из никеля и хрома сильно контрастировал с ретро-спальней и гостиной. Окно тоже было занавешено, под потолком висела люстра с абажурами в виде планет, из которых исходило легкое белое свечение. Уильям достал из шкафчика фарфоровый чайник, расписанный на восточный манер, и поставил турку для кипятка. – Я хотел спросить вас о концертах. Когда вы выступаете? – Завтра вечером, в семь. – Надеюсь, вы не первая? – он вздрогнул. – Нет, под конец. А если учесть, что вовремя начнут вряд ли, то к девяти как раз моя очередь подойдет. – Я приду послушать ваши произведения! Вода нагрелась, и он залил душистые чайные лепестки. Аромат был просто восхитительный (снова нотки черемухи), сам чай мерцал, как янтарь на солнце и обладал легким медовым вкусом. – Это мне из Китая привезли, когда контракт оплачивали, – пояснил Уильям. – Никогда не пробовала ничего подобного! Быть может, это и есть амброзия – напиток богов? – Может-может, вам лучше знать. Он не стал нарушать более тишину и молчал, пока я не допила чай. Затем он отдал мне нотную папку и помог одеться. – Я не могу вас проводить к сожалению… – Не берите в голову, Уильям. Я сама доберусь до дома. Приходите завтра! – Обязательно! – ответил он и закрыл дверь. Я не стала опять испытывать судьбу и на такси вернулась домой. Вставать рано мне никуда не надо было, я посмотрела телевизор и около двух ночи легла спать.
20 августа Спала я хорошо и долго, проснулась только в полдень. Позавтракав, стала собирать вещи. Платье, крест, ноты, флейта… Перво-наперво заехала в редакцию, где сегодня начали работать художники и литераторы, из-за чего в фойе было столпотворение. Протиснувшись сквозь толпу, я добралась до кабинета редактора. Стелла как всегда болтала по телефону и красила красным лаком ногти. В довершение безобразия она стала блондинкой! – Ой, Ада, привет! – Привет, Стелла. Ты покрасилась?! – Да, и как тебе мой новый имидж? – она поправила прическу. – Свежо и интересно! – соврала я, а сама подумала: «одной блондинкой больше, теперь ей придется постоянно осветлять корни и темнить глазницы». – Я знала, что тебе понравится! Вот, возьми свое добро, – она достала из ящика мою папку с бумагами. – Я позволила себе прочитать… там ведь твоя поэзия? – Да, будущие песни, наверное. – Оу, не знала, что ты – будущий бард! – ответила Стелла и звонко рассмеялась. – Читаю: Ты не нужно мне, сердце живое, Ты томишь меня думой больной. Распрощаться скорее с тобою - Я желаю остаться одной. – Любовные муки? Никогда не думала… – Замолчи! Еще одно слово, Стелла, и ты покойник! – вскрикнула я. – Значит, влюбилась… Никто от этого еще не умирал. Ладно, забыла. Подруга снова уткнулась в монитор и продолжила печатать. Я тихо ушла, чтобы не видеть ее. Мне надо было чем-то забить время до концерта, я решила прогуляться по магазинам. Начинались осенне-зимние распродажи, и я присмотрела себе плащик как на обложке журнала. Купила лишь серебряное колечко в виде скрученной веточки с листьями. К трем часам я была у концертного зала. И снова меня встретил колонный пустой зал с темным паркетным полом. На этот раз до гримерки я добралась быстрее, но Вольф Генрихович уже ждал меня. Он курил старую трубку и наигрывал какую-то джазовую мелодию 1930-х. – И сова здравствуй, Аделина. Как настроение? – Замечательное, даже счастливое! – Вот и хорошо. Располагайся, разыгрывайся… порядок ты знаешь. Мне тут проверить кое-что надо. Он отвернулся за инструмент, на пюпитре стояли листки желтой нотной бумаги, исписанные корявым, похоже, детским почерком. Я присмотрелась и поняла – последовательность аккордов по сольфеджио. Затем я достала флейту и начала разыгрываться. Продюсер меня не отвлекал. Через какое-то время я почувствовала, что першит в горле. – Вольф Генрихович, у вас нет чего-нибудь горячего? – Или горячительного? – пошутил он. – Сладкий чай в термосе разум в норму приведет. – Спасибо. А что вы проверяете? Контрольное слушание? – Ну почти. У одной знакомой сынишка в музыкальной школе учится, она попросила помочь – у ребенка слух не очень хороший. Я все уговаривал ее отдать дитя на скрипку, да кто меня послушает? – Флейта тоже хорошо развивает музыкальный слух… – добавила я и стала искать термос. Опять чай… В который раз за день? Он согрел начавшее болеть горло и вернул голос. Теперь за дыхание во время выступления я могла не беспокоиться. Вольф снова заставил меня прогнать репертуар и ушел решать организационные вопросы. Я спокойно переоделась и огорчилась, что книгу не взяла почитать. С другой стороны, сбивать настрой было бы неправильно. И вдруг мне в голову пришла подозрительная мысль. Уильям хотел услышать меня на концерте. Почему он смутился, когда узнал время? Отчего он так скрытен? Хотя, что можно сказать о человеке после пары дней знакомства? Я так увлеклась размышлениями, что не заметила продюсера. – Ада, ты готова? Начинается концерт! – прозвучал из сумрака его голос. – Да-да, разумеется! Я резко неловко встала и уронила футляр, из которого выпала записка от Уильяма. Вольф поднял ее и прочитал – я не была против. – Новый поклонник? Интеллигентный аристократ на первый взгляд… Что ж… Он вздохнул, как будто знал это имя раньше и удивился, что услышал весточку от этого человека вновь. Мы пробрались за кулисы, и я неожиданно для себя стала волноваться. Никогда раньше не было со мной такого – коленки трясутся, руки потные, дыхание сбито. Я выглянула сквозь штору в зал (с того угла меня никто не смог бы увидеть) и стала искать знакомое лицо. Не нашла, но что можно увидеть в огромном неосвещенном зале? Настроившись, я кое-как перестала дрожать. Теплая рука продюсера легла на мое плечо, подбадривая меня. Мои номера объявили; я выдохнула и вышла на сцену. Пыталась держаться, улыбалась и приветствовала публику, которая мне теперь аплодировала. Я мельком пробежалась глазами по видимой части слушателей – никого. Затем поднесла флейту к губам, и снова впала в то самое ощущение. Мир потерял краски и наполнился бесконечным свечением, лившимся отовсюду. Оно меняло краски, переливалось и струилось, пока я не закончила играть. Зал оглушил меня. Кто-то бросил три гвоздики, я подняла их и откланялась. – Браво! Сегодня гораздо лучше! Тебе уже и цветы подарили? – Я и сама рада! Достойное завершение концерта, – волнение прошло и уступило место всепоглощающему свету внутри меня. – Завтра зайдешь в редакцию за гонораром. Прощаемся на сегодня? Я кивнула и побежала в гримерку за вещами. Сердце бешено билось – придет Уильям или нет? Я быстро собралась и проскользнула мимо людей на улицу. Уильям ждал… Я увидела его сразу, он был одет так же, как и вчера. В руках молодой человек держал букет из гладиолусов - алых, белых, персиковых. Заметив меня, он пошел вперед. – Вы молодец! Хорошие способности, есть куда развиваться! – он слегка склонил голову и передал мне цветы. Я задела ледяную руку и вздрогнула. – Огромное спасибо за признание. Вам правда понравилось? – Ну конечно! Есть ли смысл лгать? На улице довольно холодно. Вы не замерзнете, Аделина? – Сейчас надену куртку и согреюсь. Я накинула джинсовку поверх платья, тем самым освободив руку от груза. – Красивое платье, глубокий насыщенный цвет... Все это – признаки хорошего вкуса! – Мой продюсер тоже так считает. Я не думаю, что выступать можно в другом. – Он абсолютно прав! Вам очень идет этот цвет! – Скажите, Уильям. Почему я вас не видела в зале? –я смутилась. – Я пришел под конец. К сожалению, был очень занят. Пока что мне не удалось найти работу, но я не теряю надежды. Завтра в вашей редакции должны появиться художники… – Хотите, я передам им от вас анкету? – Так любезно с вашей стороны… – он достал файл и отдал мне. – Я зайду туда послезавтра, как раз рассмотрят мою кандидатуру. – Я очень устала сегодня. Мне приятно ваше внимание, но очень уж спать хочется! – Ничего страшного. Вы дайте мне свой номер телефона, пожалуйста, чтобы я смог позвонить, – осторожно попросил он. – Тогда и вы дайте свой. Обмен! – мы обменялись номерами. – Я позвоню вам, когда вернусь в город. Быть может, вас посетит творческая идея, и тогда я к вашим услугам! – Хорошо! До встречи. Уильям приложил руку к сердцу, поклонился и быстро ушел прочь. Воздух наполнялся ароматами осени: я различала запах травы и тумана. До квартиры я добиралась медленно и пешком по людным даже поздним вечером улицам. Разложив по шкафам вещи, я поставила в вазы цветы. Те, что подарил Уильям, были лучше и слаще признания публики. Они напомнили мне детство, когда на 1 сентября мы, школьники, дарили любимым учителям астры и гладиолусы… Но в детство меня не тянуло, лишь легкий оттенок ностальгии содержался в этих светлых далеких воспоминаниях.
А я ещё вчера прочёл. И опять таки суть героев не раскрыта. Мне кажется, лирическому отступлению с описью встреч с художественными руководителями стоит уделять ещё меньше места. И ещё, очень прошу, не надо Уильяма объявлять вампиром, иначе это будет выглядеть избитым приёмом твоих произведений. Придумай что нибудь про него пооригинальнее. Даже падший ангел сойдёт на худой конец, только не вампир.
Эл, ЗАПОМНИ! книга МОЯ и что хочу ТО И ДЕЛАЮ! роль Падшего Ангела у меня уже есть, а Вампиры НЕ они в прямом смысле слова, поверь. Книга моя о муках творчества, вампир там тоже как действующее лицо, потому что он художник... Скатываться до С. Майер я НЕ хочу и НЕ буду. Это ПОВЕСТЬ, размер НЕ фиксированный.
Конечно как знаешь, я понимаю что смысл не обязан быть прямым, а объём фиксированным. И тем более то что решать только тебе. Однако такое моё мнение, ничего не попишешь. Смотрю исключительно сейчас со своей колокольни.
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
