28 августа

            Я бежала вперед и вперед, боясь сбиться с пути, оступиться и упасть. Я не чувствовала ничего и никого, но знала, что черная тень несется за мною попятам. Она настигала меня, завладевала разумом и душой, но я пыталась бежать еще быстрее. Передо мной были тысячи дверей – и ни одна из них не открывалась. Наконец, я нашла одну, в которую заскочила и заперла изнутри. На секунду мне показалось, что я в безопасности, но это была ошибка. При свете одинокой свечи я увидела ту самую тень в плаще с капюшоном.

            Я хотела закричать, но не могла, голосовые связки издали слабый сдавленный хрип. Черная тень затмила собою свет и вынудила меня забиться в угол. Она откинула капюшон плаща, и я увидела худое лицо молодого человека, чьи глаза были воспалены, а радужки горели алым огнем. Я поняла, что бежать мне некуда. Он протянул руку и прижал меня к стене за горло, другой рукой он расстегнул воротник на моей шее. Я пыталась сопротивляться, но тщетно – его хватка была крепка. Он стал приближаться, и я поняла: Вампир, Вампир! Эта мысль придала мне сил, и мне удалось увернуться от него, но сильная рука оцарапала мою шею и потянула обратно, нанеся удар. Еле дыша, я выкрикнула проклятье, но вампир только оскалился и истерически засмеялся. Его лицо снова приняло сурово-печальное выражение, он склонился над моим лицом, холодный неживой… а затем впился в шею.

            Я в ужасе спрыгнула с постели и, тяжело дыша, побежала в ванную к зеркалу. На шее «красовались» царапины от когтей. Меня затрясло мелкой дрожью: я не могла понять, был ли сон явью. Во всем теле чувствовалась слабость, как после потери крови. Выдохнув, я подошла к окну: начинался рассвет, оранжевое солнце подымалось на фоне алого неба, переходящего в лазурное. Я легла в кровать, но так и не смогла уснуть – сказывался кошмар. Тогда я решила почитать и достала ноутбук (возить с собой библиотеку мне было нелегко), где хранилась моя медиатека. Методом случайной выборки я открыла Мураками и принялась вчитываться.

            Оторвавшись от увлекательной философии японца, я поняла, что жутко хочу есть, а время клонится к обеду. К тому же мне не давал покоя фолиант «вечного молчания», и я взяла телефон. Уильям не отвечал. Я решила, что он занят, взяла деньги и пошла в закусочную. Я заказала легкий овощной суп и чай с пирожным. В ожидании заказа я вспомнила вчерашний разговор со Стеллой и сочла нужным найти информацию по нападениям сектантов. Волнение нарастало, и поесть мне опять спокойно не удалось.

            Я смутно помнила адрес Интернет-кафе и тарифы, но чудом нашла его. Местечко было уютное, я заплатила за сеанс и села за самый дальний компьютер, чтобы меня никто не отвлекал. Скорость соединения была дико медленная, но я все же переборола себя и дождалась, пока загрузится незабвенный «гугл». В поисковике я нашла сводку новостей и происшествий по Ванкуверу – аварии, кражи… сектанты. Сообщалось, что до этого уже совершались зверские убийства в пригородах Индианаполиса, а теперь волна переметнулась в Канаду, где пока обходилось без жертв. Сатанисты справляли свои нечестивые ритуалы в подвалах, для этого им требовалась кровь. Я нашла фотографию с места происшествия и заметила знакомые руны, как из книги. Совпадение? Хотя, алхимические знаки везде одинаковы, что меня успокоило. Стражи порядка советовали быть осторожнее, а я вспомнила свой первый концерт, и меня снова бросило в дрожь. Откинув все неприятные мысли, я пошла домой.

            И снова попыталась позвонить моему новому другу. На этот раз он взял трубку, но голос его казался сиплым.

            – Ада? Что тебе?

            – Мне надо срочно поговорить. Сегодня.

            – Я не могу, – отрезал он.

            – А вечером? Очень нужно.

            – М-м-м… в десять вечера?

            – Буду. Жди.

            Он бросил трубку. Вечерний осенний моцион… супер! Я снова стала изучать книгу, используя имеющиеся у меня документы о мистике и культах средневековья. Солнце опускалось все ниже, когда я закончила безрезультатные поиски: ни один автор ни о чем таком не упоминал. Я стала собираться, и обнаружила, что ужасно выгляжу. Под опухшими глазами мешки, кожа бледная. Исправлять внешность пришлось с помощью черной подводки и румян, в результате чего я стала похожа на готессу. Дождавшись девяти вечера, я упаковала книгу и поехала к Уильяму. Начинался ливень, дул противный ветер.

            Мое сердце ныло, пока я поднималась наверх. Трясущаяся рука не нажимала на звонок, и вот дверь открылась. Что-то было не так: Уилл стоял, протянув мне руку, бледный, в расстегнутой на две пуговицы черной рубашке. Его лицо казалось худым, как у больного чахоткой, в стальных зрачках появились алые прожилки, веки были темны, а губы ярки.

            – Мое почтение, – он поклонился и поцеловал мою руку ледяными губами. – Быстрее. Что у тебя там?

            – Книга, старый фолиант.

            Я сразу же отдала ему сумку и прошла в зал. Дверь в комнату оказалась закрыта, шторы занавешены, только горела желтая настольная лампа. Я устроилась на любимом мягком диване и закрыла глаза.

            – Откуда ЭТО у тебя? – прозвучал его громкий голос. От хрипоты не осталось и следа.

            – П-п-подруг-га д-дала. А что?

            – ЧТО? Это же древний фолиант! Он просто так не попадает в руки непосвященных!

            – А т-ты знаешь чт-то это? – я чуть не стала заикой.

            – Естественно! «Вечное молчание» - трактат о том, как подарить и отнять жизнь, или вызвать планарное существо из потустороннего мира.

            – Планарное?

            – Попросту говоря – духа или демона, – он успокоился и стиснул мою руку. – Боюсь, как бы это не навредило тебе. Я заберу это себе, ладно?

            Я хотела опротестовать решение, но не смогла. Как будто в мой разум вмешалась сторонняя сила и запретила спорить. И тут случилось невообразимое. Уилл склонился над моей шеей так, что почти касался ее губами, и я замерла.

            – Думай, что хочешь, но мне надо сказать тебе кое-что. Рано или поздно ты все равно бы узнала это, Ада. Я заранее прошу у тебя прощения. Дьявол мне судья за то, что я причинил неосознанно боль тебе. Можешь бежать – я не стану догонять тебя, если одумаешься – моя дверь будет для тебя открыта.

            – О чем ты, Уилл? Какое прощение?

            – Прости… я вампир.

            Удар в сердце, пустота, мгновенный ступор, приход в себя.

            – Настоящий? – переспросила я, не веря.

            – Да. Самый.

            Я просчитала все возможные варианты, быстро сорвалась с места и выскочила за дверь, будто за мною гналась стая бешеных псов. Я прижалась к стене и боялась упасть в обморок. Сердце колотилось: «вампир, вампир, нежить, убийца». Я знала много легенд о них и когда-то давно даже верила в их существование, но чтобы встретиться самой! Убегать было бессмысленно: ливень стал сильнее. Потом я поняла, что Уильям не причинил бы мне вреда. Если бы он пожелал прикончить меня, то сделал бы это еще первой ночью, пока я была без сознания. В любом случае, мне уже нечего терять…

            Я открыла дверь и вошла. Он сидел в кресле напротив лампы и заговорил, когда я приблизилась.

            – Я знал, что ты вернешься. Невозможно иначе.

            – И что теперь? – спросила я.

            – Как что? Ничего. Мне нет смысла тебя убивать.

            – Почему? Я слишком бескровна?

            – Нет, это долгая история. Я слишком плохо знаю тебя, Ада, чтобы рассказать ее сейчас.

            – Терять мне нечего, родных у меня нет, а тетка мало интересуется моим воспитанием.

            – Мои соболезнования… – протянул он.

            – Я хотела… ну… можно?

            Он понял меня с полуслова. Я провела рукой по его лицу, и он поцеловал мою горячую ладонь, когда я прикоснулась к его губам. Его сердце билось, но медленно.

            – Убедилась? – спросил он.

            – Да… ты и мысли читать умеешь?

            – Временами. Это пошлое занятие – все люди думают об одном и том же. Вот сейчас ты смущена и боишься пошевелиться. В такой ситуации это нормально. А что ты знаешь о вампирах?

            – Несколько стереотипов, как и все: боятся солнца, вынуждены пить человеческую кровь для выживания, фактически бессмертны, иногда живут кланами, активны только по ночам.

            – Это уже неплохо! Сильно сказано, конечно, но…

            – Уилл, а не мог бы ты сам рассказать мне о таких, как ты? Несколько лет назад я очень много информации искала о вампирах.

            Он улыбнулся, и я увидела острые белоснежные клыки. Теперь мне стало понятно, почему мне его улыбка казалась странной, и его глаза…

            – Ну что ж, леди моя, слушайте, – он откинулся в кресле назад, прикрыл глаза и тихим вкрадчивым голосом начал рассказ.

            Я родился в 1851 году в Лондоне. Мой отец был военным, и лелеявшим надежду определить для меня ту же участь. Моя мать же, наоборот, всегда предлагала выбор. Она даже сама пыталась найти мне будущую жену…

            Моя семья была достаточно богата, чтобы позволить себе содержать гувернантку и приглашать учителя для моего обучения. С малых лет меня пичкали знаниями, которые лились в меня, как вода в бездонную бочку. По крайней мере, отце говорил, что я очень быстро учился. Особую трудность для меня составляли точные науки, но история, языки и этикет я запоминал почти без проблем. К тому же, моя племянница делила со мной второй этаж дома. Она была старше меня на три года и давала мне уроки танцев и музицирования. Когда родители увидела, что я рисую карандашом на бумаге, то сразу купили мольберт и краски. Теперь ты понимаешь, почему я все еще люблю живопись.

            В детстве я был молчалив и спокоен, хотя иногда ввязывался в драки, за что мне попадало. Друзья семьи  утверждали, что я скромен и смышлен не по годам, но не мне судить об этом. Меня не интересовали игрушки, я любил технику и науку. Много раз я приходил на фабрики и смотрел, как работают и шумят станки, как чинят их мастера. Это завораживало мое воображение…

            К 15 годам я понял, что хочу участвовать в парадах, маршировать с полками солдат, но никак не командовать ими. Это сильно злило моего отца, но мать снова поддерживала меня. В те годы произошло то, что мы теперь называем промышленным переворотом. Подъемы производства, улучшение уровня жизни… это не могло не отразиться на нас. Я ушел на сталелитейную фабрику, и не жалею об этом.

            Дальнейшие годы я проводил в суете между работой и домом. Вечерами я изучал все книги, которые только попадались мне. Я выучил русский и пытался читать ваших классиков, но мой словарный запас был скуден. Меня вновь увлекла наука – всевозможные опыты ученых над материей, энергией, электричеством. Я путешествовал, тратя все отложенные деньги, только для того, чтобы воочию увидеть то, о чем столь бедным языком писали журналисты. И мне открылся воистину потрясающий мир, полный тайн.

            К 20 годам я стал отдаляться от семьи и родственников. Я виделся с ними все реже, меня переставали интересовать их распри и дележ имущества. Я не собирался жениться, жизнь становилась отчаянно скучна мне.

            И вот осень 1874. Такой жизни я не ведал никогда – вечера, переезды, дорога, открытия. Все это нахлынуло на меня. Я вступал в пору новой жизни, пытаясь успеть насладиться всем этим. Я понимал, что придет время, и мне придется успокоиться и залечь на дно, прочно обосноваться где-нибудь в Шотландии. Но один сентябрьский день в корне изменил все мои планы.

            Я помню его, словно это было вчера…

Вдруг раздался резкий хлопок – перегорела лампочка.

            – Посиди пока, я сейчас зажгу свет! – шепнул Уилл и исчез во тьме.

Что-то хрустнуло в двери, и зажглась люстра под потолком. Невыносимо яркая после мутной настольной лампы. Я подняла голову, чтобы посмотреть: большая в стиле барокко, черная, с хрустальными капельками-подвесками, она давала бликующий свет.

            – Вот она, нашел! – воскликнул Уилл и вкрутил лампочку.

            – Мне очень нравится люстра, почему ты не зажигаешь ее?

            – Видишь ли, она только для торжественных приемов. Я не люблю этот яркий, хоть и красивый, свет. Но сам хрусталь мне по нраву! Так на чем я остановился?

            Этот день выдался очень теплым. Цветастая листва кружилась в потоках осеннего ветра и падала под ноги. Я не работал, гулял по пожарищам и руинам одной ткацкой фабрики в предместьях. Среди остовов, почерневших деревянных балок, еще дымящихся ям я бродил до самого вечера… Мне отовсюду слышался женский вкрадчивый шепот, который теперь следует за мной всю мою долгую жизнь. Он был назойлив – я знал истории о том. как его слышали на кладбищах подле могил. Я вдыхал ароматы тлена и гари, перемешанные с запахами прелой листвы и травы, и думал о вечном.

            Стемнело. Недолго думая, я отправился домой. Наверное, сам Сатана потащил меня в темный переулок – иначе я не могу объяснить столь безрассудного выбора пути. Мне казалось, что за мной кто-то следил. Я оглядывался назад, но никого не замечал. Уже почти выбравшись к ореолу, который давал фонарь, я отчетливо услышал как меня зовет женский голос: «Уильям. Ха-ха-ха. Ты боишься, крошка?» Вскоре появилась и его прекрасная обладательница – она вышла прямо из тьмы вечера в свет. Высокая, длинноногая, стройная, с чистым бледным лицом и пронзительно-черными глазами, к тому же брюнетка в шикарном красном платье.

            – Кто вы, леди, и что хотите от меня? – спросил я.

            – Вы идете по темной улице и не боитесь? – тихо спросила она.

            – Нет, нет… – я весь дрожал.

            Я стоял не в силах пошевелиться, а она медленно подходила все ближе. Я мог различать маленькие морщинки около мерцающих от света глаз, тени от волос, блики на пуговицах… Она провела рукой по моим волосам и снова засмеялась.

            – Такой молодой, красивый, и такой легковерный… Тебя отправили учиться, а ты стал работать. Тебя женили, а ты сбежал от родителей. Уильям…

            Я затрясся. Она читала мою жизнь как по книге. Сначала это показалось мне чудом, но я взвесил все свои мысли и выбрал более реалистичную теорию: кто-то мог подкупить гувернанток и учителей, слуг, да на худой конец, отец и мать могли сболтнуть. Но потом все обрушилось.

            – А еще, этот шрам, ты ведь больше никогда так не делал?

            Она расстегнула воротник: у меня на шее, справа, где начинается плечо, чуть сзади есть шрам. Никто не знает о нем, кроме меня. И ее, а теперь и тебя. Юнцом я полез на чердак за какой-то мелочью, не помню точно, но когда я спускался, то резкий шум от выстрела (дело было за городом), испугал меня, и я упал. С тех пор я никуда не забираюсь без страховки, хотя она мне и не нужна. Новые шрамы теперь заживают быстро…

            Уильям потряс головой, как будто вытряхивая из памяти чужие воспоминания, а потом расстегнул рубашку и оттянул край. Я придвинулась поближе и увидела тонкий шрам, белую полосочку на бледной коже. Я провела по ней пальцем. Вампир вскрикнул.

            – Не знаю почему, но эта старая царапина всегда дает о себе знать. Ничто не приносит боли – только она.

            – Извини, пожалуйста, – я быстро села назад.

            Так вот, от ее холодного прикосновения я сразу будто замерз.

            – Что вы делаете? – спросил я.

            – Уже ничего. Ты ведь не любишь высоты?

– Нет, мисс. Я еще раз спрашиваю, что вы хотите от меня?

– Вижу, друг мой, ты сегодня не в настроении разговаривать. Что ж, эту оплошность я быстро исправлю, – она достала кусочек бумаги и графитовым карандашом записала адрес. – Придешь ко мне завтра вечером, если захочешь. Кстати, меня зовут Кларисса.

Она снова засмеялась, и скрылась во тьме. Некоторое время я был в оцепенении. Сначала мне казалось, что это сон, и я не смогу заставить себя прийти к ней. Но как же я ошибался…

Весь следующий день я был сам не свой. Мне повезло, что никто не мог видеть моего беспокойства. Я проснулся к обеду и собрался записать последние воспоминания, но в моем воображении была только Кларисса. Ее пожирающие черные глаза.

К вечеру я в исступлении собрался в путь – я нанял кэб и совершил объезд Лондона. С трудом я нашел весьма скромный внешне домик, освещенный мутным газовым фонарем. Кларисса встретила меня в гостиной с камином, гобеленом с изображением единорога на стене. Она усадила меня в кресло и налила вина.

– Вот ты и пришел ко мне, Уилл, –девушка широко улыбнулась. – Ты не боишься меня больше?

– Нет, Кларисса, – я едва владел языком своим, рассматривая ее тело, скрытое алым вчерашним платьем.

– Истинный джентльмен защищает даму, а не боится ее! Выпьем за Англию и Королеву Викторию!

            – И за подъем производства! – добавил я. Вино сразу ударило в голову, и я стал думать медленнее. Кларисса подсела ко мне и взяла в свои холодные руки мою ладонь.

– Хм, руки аристократа познали простой труд. Ты, похоже, был в плавильном цехе, я вижу опаленную кожу.

– Да, а еще я люблю науку и разную технику. Скоро газовые фонари сменит электрические, и на улице станет светло, как днем, – гордо сказал я.

– Светло как днем? Что ты знаешь о ночи, смертный! – она вдруг оскалилась и взъелась на меня.

– Я погорячился, электрический свет холодный, но яркий.

– А разговоры с тобой стоят потраченного времени…

И вновь я словно окаменел. Ее гордое лицо оказалось рядом с моим, я видел темные глаза, ниспадающие волосы, подрагивающие губы. Она зачем-то взяла мою руку в запястье и поднесла к своей груди, но раздался стук. Секунду назад она была со мной, а мгновением позже оказалась около двери.

– Принесли ужин. Ты будешь?

– Нет, я сам смогу угостить мою леди.

Кларисса исчезла, перенося блюдо, а я попытался осмыслить происшедшее. Никак не мог я связать ее вопросы со своими ответами.

Ту ночь я уже забываю, несколько недель я ходил к ней. Она водила меня в театры, мы гуляли по Лондону и разговаривали. Я был поглощен служением ей, а она питалась мной. В буквальном и переносном смысле. Ее желания стали моими, но она отнюдь не выуживала мои деньги. Я задним чутьем понимал, что эта роковая красотка не доведет меня до добра, но все же ловил каждую минуту счастья, которую Кларисса дарила мне.

Я стал замечать, что она охладевала ко мне. Девушка позволяла себе резкость в отношении моих безрассудных поступков. Она прямо указывала мне на то, что ей нравилось. Как-то в самом конце сентября, когда занимались холода, а Лондон был скрыт в смоге, я снова пошел к ней. Дорога давалась тяжело: промозглый ветер сбивал меня с ног, меня колотил озноб. Похоже, я заболел. Несколько дней меня мучил кашель, глухой и частый.

Кларисса была в ту ночь ужасно бледна и худа. Она удивилась, что я пришел к ней.

– У тебя глаза воспалены, Уилл. Ты верно, болен. Надеешься найти у меня помощь?

– Нет, но если ты знаешь, что надо делать…

– Глупенький человечишко… погреться изнутри и снаружи.

Она пустила меня к себе, укрыла пледом и дала глинтвейн. Я сразу согрелся, и почему-то при холодных руках мои щеки горели. Кларисса подошла ко мне и осторожно поцеловала мой лоб.

– Температура? Или я так холодна… – похоже, это был всего лишь риторический вопрос, брошенный в сторону.

– Холодно сегодня в городе и туманно, но зато звезды какие!

– Да, ночное небо совершенно. Знаешь ли, а почему бы нам не стать чуть ближе? – она склонилась надо мной и сжала мои руки. Я оторопел.

– Что? Каким образом?

– Ты много сделал для меня, много рассказал о себе. А я – почти ничего.

Я задумался. Девушка была права, я знал лишь то, что она истинная англичанка, патриотка, и ей не больше, чем мне на вид.

– Ты права, Кларисса. Но что с тобой? Ты так измождена…

– Я голодна, Уилл, я больна и слаба, – шептала она над моим ухом.

– Быть может, заплатить врачу? Стоит погулять на открытом воздухе, пока еще не темно…

– Ты издеваешься надо мной? – она совершенно обезумела.

– Что ты, нет, если не хочешь, не смею принуждать, ведь тебе решать!

– Лондонский грязный воздух дурно действует на меня. Я никогда не думала, что ты так слаб в своем мнении. Ты ведь хочешь это изменить?

– Неплохо бы, моя леди… – тогда я еще не понимал, что эти слова стали роковыми.

– Удостоверюсь в правильности выбора. Ты хочешь стать сильнее, чтобы походить на меня?

– Да, моя госпожа…

Ключевая фраза была произнесена. Алые губы Клариссы растянулись в блаженной улыбке, она зажмурилась, как кошка и ответила: «быть по сему.» Она подарила мне свой пьянящий поцелуй, и я перестал чувствовать. Преодолев сонливость, я мог только наблюдать… Как она подносит к своим губам мою руку, прикасается к запястью. Собачий лай отвлекает ее вновь. И тут я прихожу в себя.

– Кто ты такая???

– Бессмертная!!! О, ты еще и слеп, Уилл. Ну ничего, горбатого могила исправит! – она захохотала, как дьявол. Я увидел клыки хищного зверя. Никогда не слышал о подобном.

– Ты убьешь меня?

– Это глупо – убивать такой материал! Я сделаю из тебя человека. Ммм, даже если е человека, то вполне сносного слугу вампира, на первое время. Потом посмотрим.

Кларисса с силой сжала мою шею, так что я едва мог дышать. Холодные острые клыки, как бритва, впились в мою шею, и я почувствовал, как силы покидают меня. Я слышал, как судорожно билось мое сердце, его последние дрожащие удары. Захват вампирессы становился слабее, а потом на мои губы закапало что-то вязкое и соленое. Ее кровь… Отвратительная скользкая жижа, глотая которую, я чувствовал приток сил. Это опьяняло, как горный воздух.

– Ты выпьешь все. Нельзя, – зашипела она и одернула руку. С трудом я сфокусировал взгляд.

– Я уже умер?

– Да. Почти. Восстанешь из мертвых, когда проснешься. Думаю, за один день ты выспишься как никогда. А теперь, Уилл, скрепим наши узы…

Мы связались кровью. Я стал ее слугой, которым был еще несколько лет, верным псом черного правосудия. Кларисса позволила поцеловать себя, прежде чем я отправился в небытие…

Я обнаружила, что сижу, зажимая рот рукой и жмурюсь от света.

– Я напугал тебя своим рассказом? – спросил Уилл и стиснул мою руку.

– Нет, просто я… я не могу поверить в то, что ты есть, и то, что ты пережил.

– О да, люди слишком медленно соображают. Тебе придется изрядно поразмыслить, прежде чем твой разум воспримет все как надо.

– Кем стала для тебя Кларисса?

– Всем, что я знал. Об этом в другой раз. Я слишком далеко забрался, разодрал тонкую ткань воспоминаний. Да, мне стало чуть легче, но я даже рад, что теперь кто-то еще знает эту тайну…

Уильям поднял серые глаза к люстре, и я увидела, что они стали водянистыми. Неужели он плакал? Тем временем, на улице должно было светать.

– А книга, что мне делать с ней?

– Ничего. Я оставлю ее себе. Пока что тебе черная магия ни к чему. Лишь когда ты будешь готова, я верну ее тебе.

– Я не буду мешать тебе и пойду высплюсь.

– Хорошо, Ада. Сообщи мне о дате следующего концерта. И береги себя, пожалуйста.

Вампир помог мне одеться. Теперь я поняла, отчего его глазницы были темны – бессмертный голодал. Я позволила ему обнять себя на прощанье, и шлейфом за мной потянулся аромат черемухи.

На улице и правда светало. Поймав попутку, я добралась до дома и сразу же решила лечь спать. Рассуждения и прошедшем я оставила на потом. Утро вечера мудренее…