Облако не знает, почему оно движется в этом направлении и с такой скоростью. Оно чувствует побуждение: «Вот сейчас нужно лететь туда».
Но небо знает причины и траектории, по которым движутся все облака, и ты тоже будешь знать, когда поднимешься достаточно высоко, чтобы заглянуть за горизонт.
Весь прошедший день и все сегодняшнее утро я рассуждала о том, что рассказал мне Уилл. Все мои старые идеалы рушились, как карточный домик. Я даже не могла мечтать о том, чтобы встретить бессмертное создание. Уильям настолько ярко рассказывало своем прошлом, что я живо представляла себе тот старый мир, в котором он жил. Пытаясь сопоставить существование вампира в современном мире, я задала себе сотни вопросов: как он выживал, сколько убивал, как работал и скрывался? И все они требовали ответов. Логическими умозаключениями я пришла к выводу, что профессия художника-иллюстратора – есть лучший пример ненормированного рабочего дня. К тому же, вампир имеет достаточно обширное представление об истории как таковой, и ему вряд ли будет трудно изобразить то, что он отчетливо видел на протяжении многих лет. Но все мои догадки должен был подтвердить он сам, а я считала нетактичными методичные расспросы: Уилл говорил, что он слишком сильно разворошил ткань воспоминаний. Вчера Вольф Генрихович сообщил мне, что концерт состоится 31 числа, и я должна зайти к нему для указаний и утверждения репертуара. Я позвонила Уильяму, и он согласился прийти послушать меня (можно подумать, он отказался бы). Сразу же я поняла, почему он так интересовался временем моих выступлений – все-таки, солнечный свет губителен для таких, как он. Несмотря на то, что дни в Ванкувере были пасмурны, вампир мог выходить на улицу только вечером. С сокращением светового дня в августе-сентябре время охоты наступало все раньше. А значит, и время активности начиналось раньше. И все же, книга Perpetuum Silentium не давала мне покоя, странные символы мелькали в моем разуме, как только я отключала свое внимание на пространное. Во сне мне являлись странные существа и уродливые люди, как будто бы сошедшие с картин Босха, готовые соблазнить меня и отстранить от личной веры. Но я не поддавалась, а только видела их рыла и пугающие глаза и просыпалась. Я уже хотела позвонить Стелле и отложить поход в редакцию к Мэйсону, как он позвонил сам. – Аделина Ковальски слушает. – Здравствуйте, мисс. Очень рад, что вы ответили сразу. Дело не требует отлагательств, но я, к сожалению, не на работе. – Не важно, и что необходимо? – Я даю добро на исполнение оставшейся части вашей программы. Утверждаю подражание Моцарту. Перед концертом, пожалуйста, зайдите в кабинет администратора в концерт-холле, – он закашлял. – Обязательно, всего вам доброго. Я просто подпрыгнула от счастья. Мне дали добро на выступление с программой, которую я так долго составляла. Я решила сразу же порадовать Вольфа Генриховича, но вспомнила, что он приглашал меня в редакцию. Появился повод навестить Стеллу. Но мне стало не по себе, когда я поняла, что мне нечего дать ей взамен за книгу. Покопавшись в личных вещах, я нашла старую японскую статуэтку нэцкэ: катабори, кузнец из дерева, покрытого лаком. Решив, что это достойный обмен, я взяла ноты и отправилась в путь. По дороге я наверное, описывала синусоиды на тротуарах, так как мое сознание омрачали странные символы и звуки. Я подумывала о том, что становлюсь безумна. Но когда я остановилась на пешеходном переходе, то услышала, как обсуждают новое нападение сатанистов. На этот раз в жертву был принесен молодой человек. Как слыли слухи, тело его было испещрено ранами. Он был обескровлен и облачен в черные одежды, личность его пока установлена не была. Сначала я подумала, что к этому причастен Уильям. Но (мне так казалось) вампиры не будут рисковать с яркими убийствами, а потом мои мысли перешли на оборотней. Но в этот момент включили светофор, и толпа понесла меня вперед. Уже добравшись до заветного дома, я вспомнила об одном важном деле, но времени на него не осталось. Вольф Генрихович сидел в холле на третьем этаже. Похоже, он приболел, потому что я сразу заметила отсутствие привычного блеска в его темных глазах, да и лицо его исхудало. Хриплым голосом он подозвал меня к себе. – Здравствуй, девочка моя, как видишь, я заболел и говорить не могу. – Не утруждайте себя, пожалуйста. – И не подумаю. Тебе ведь есть что сказать? – Да, мне выплатили гонорар. А мистер Мэйсон допустил программу и подражание Моцарту. На миг глаза моего продюсера засветились нечеловеческим огоньком. – Правда? Этот прощелыга все же одумался? Ну-ну, глядишь мы его переубедим. ¬– Он очень торопился куда-то, я не знаю. Мистер Мэсон быстро дал мне указания и бросил трубку. – Не похоже на него впрочем. Ладно, встречаемся в четыре вечера как обычно при полном параде. Я тут тебе написал… Удачи, Ада. Да, и тебя никто слушать не будет? – Нет, – солгала я. – Кроме разве что Стеллы. Берегите себя! Вольф вручил мне папку со старыми нотами и, прихрамывая, ушел вниз. Я постучалась в 302-ю, и услышала разрешение Стеллы войти. Она болтала по телефону и при этом умудрялась есть пирожное. Когда она закончила, я сразу перешла на разговор, чтобы удержать ее от соблазна позвонить кому-нибудь. – Ой, привет, Аделина. А я вот так занята, – она проглотила кусочек. – Да вижу. Я собственно, зачем пришла… – Пришла так говори. А то еще Крис сейчас придет и все. Конец твоим империалистическим идеям! – Я хотела бы поблагодарить тебя за тот фолиант, который ты мне отдала. Вот старая нэцкэ, возьми. Стелла взглядом искусствоведа оценила фигурку на подлинность, если так можно сказать о фигурке. Затем она поставила ее на стол и стала созерцать кузнеца. – Хм, какая прелесть однако, – холодно ответила она. – Но впрочем, я довольна. Спасибо. Хлопнула дверь и вошел сияющий блондин. Крис – я поняла это спиной – меня увидеть тут не ожидал. Я обернулась и поймала его мечтательный невинный взгляд. – Не ожидал такой встречи! А чем это вы тут занимаетесь девочки, а? Крис нагло подошел к столу и съел остатки пирожного с кремом. Стелла чмокнула его в лоб. – Аделина просто зашла занести мне кое-что. И ей же ничего больше не нужно? – Нет, вы правы, господа. Я сейчас удалюсь. И завтра у меня концерт, ваши билеты возьмете у Мэйсона. Не прощаясь, я отвернулась и быстро удалилась. Издали мне послышался высокочастотный хохот подруги. Несмотря на все это хамство, я не могла расстаться с ними. Больше никого в Ванкувере из знакомых у меня не было. Разве что Уильям. Я вспомнила о нем, и больно кольнуло в сердце. Новость о новых нападениях не давала мне покоя. Мысль о том, что это связано с манускриптом Вечного молчания, больше не казалась мне абсурдной. Я решила спросить вампира об этом при первой же возможности, то есть завтра. Придя домой, я только разобрала вещи и посмотрела на рекомендации Вольфа Генриховича. Он советовал новые техники дыхательных упражнений, которые, похоже, позаимствовал уже здесь, в Канаде. Я прогнала несколько раз репертуар, убедившись, что все помню, и легла спать пораньше.
31 августа
Старец в черном плаще иссохшей рукой с перстнем подзывал к себе молодую девушку. Дрожа, как осиновый лист, она медленно шла к нему, склонив голову. Она пала на колени и стала покрывать поцелуями его руку. – Простите, милорд, что выдала вашу тайну, простите… – Не будь ты той, кто ты уже есть, я бы давно лишил тебя и жизни и памяти. Но ты заслужила то, чем обладаешь. Твоя жизнь ценна для меня. – И что мы будем делать? – Прятаться, моя любовь, прятаться. Ночными переездами в экипажах и каретах, томительных и тряских на бездорожье. Я найду применение твоим талантам. Ты заплатишь тем, что будешь находить нам место для сокрытия днем. – Да, да мой черный бог! – А теперь встань, непокорная слабая и юная любовница, и принеси кровавую жертву… Девушка покорно поднялась с колен и быстро выскочила из зала, с воплями скрывшись в галерее. Ее повелитель устало подхватил посеребренную трость и притянул ею слепого юнца. Тот судорожно мотал головой в поисках исходившей из тьмы угрозы, но сопротивляться не мог. Иссохшей рукой старик откинул капюшон и…
И тут я проснулась, не успев разглядеть черт его лица. Очевидно, мне опять снился кошмар о вампире. На часах было за полночь, и все желание спать у меня испарилось. Я приоткрыла окно: на улице было свежо и тихо. Последний день лета. Ясная звездная августовская ночь. Я так любила это месяц. На Родине я никогда почти не упускала шанса погулять в темных аллеях или в безграничных полях. Но на чужбине, где было холоднее, все было мне чуждо. Я включила ноутбук и легла дочитывать Мураками. На рассвете меня склонило в сон, и проснулась я только к полудню. Собиралась я неспешно и вдруг поняла, что меня знобит и бросает из жара в холод. Чтобы не разочаровывать себя, я не стала мерить температуру, а просто проглотила таблетку аспирина и заварила себе чашку крепкого душистого кофе. Хотя в целом, я чувствовала прилив сил и ощущала себя достаточно бодрой. Недолго думая, я достала спортивную одежду и решила совершить моцион. Ванкувер мне нравился тем, что в нем много парков. Я снимала квартиру недалеко от парка Королевы Елизаветы, и очищенный деревьями воздух пошел мне на пользу. Душа отдохнуло, а тело очистилось и взбодрилось, и я чувствовала себя полной сил. Время поджимало. Я позвонила Уильяму, и он сказал, что обязательно придет на концерт. Потом мне пришло сообщение от Стеллы, что билеты получены, и они тоже станут слушателями и приобщатся к моему творчеству. Прочитав рекомендации продюсера, я постаралась запомнить их. Но на сцене волнение перебивает энтузиазм и память, и обязательно забываешь что-то элементарное, предаваясь эйфории от искусства. Странная тишина пугала меня, хоть кругом было полно людей, вокруг меня будто образовалась сфера, сквозь которую ничто не проникало. С облегчением я вздохнула, когда зашла в фойе концертного зала. Вольф Генрихович встретил меня тут же. Он все еще носил обмотанный вокруг шеи шарф, но выглядел лучше, чем вчера. – Добрый день. Радуйся, сегодня нам дадут кабинетик получше. – Как это? – удивилась я. Прошлый барочный зальчик был весьма просторен. – Увидишь. Там даже рояль есть. – Как вы себя чувствуете? – Уже лучше, лечу горло горячим чаем с медом, помогает, – кашляя ответил он. Новый кабинетик был располагался совсем недалеко от сцены и был просто большим хоровым классом, где на пандусе в виде лестницы расставляли стулья для участников хора. В дальнем углу стоял черный рояль, а по периметру кабинета располагались шкафы. В целом, помещение казалось весьма уютным. За роялем сидел паренек лет шестнадцати и наигрывал одну из сонных прелюдий Баха из хорошо темперированного клавира. Кажется, ми-бемоль минорную из первого тома. Лицо светловолосого юнца было сосредоточенным, в то время как голубые глаза не фокусировались ни на чем. Я подошла к нему и решила провернуть одну маленькую комбинацию. – Не хочешь ли выступить на публике? – А почему бы и нет? Стойте, а я вас знаю! Аделина Ковальски? – Да, а ты кто таков? Мальчик чинно вышел из-за инструмента, и поклонился мне. – Тим Роббинс, класс аккомпанемента. – Если у тебя есть фрак или костюм, и ты сможешь аккомпанировать, я тебя возьму… – Погодите, вы ведь хотите вместе выступать? При условии, что я не знаю, кто это??? – вмешался продюсер. – Простите, Вольф Генрихович, но это милое создание очень мне нравится. К тому же вы знаете мою любовь к Рахманинову… – Кажется, моя девочка, я знаю, что ты хочешь сделать. С радостью схожу к Джону и постараюсь его убедить! – он прихрамывая, ушел. – Смотри, Тим, я очень хочу спеть один романс. Знаешь ли Рахманинова «У моего окна»? – Как не знать! Прекрасно помню его! Он стал резво наигрывать мелодию, и я поняла, что юнец прочувствовал ее. – Пока найди костюм, я же распоюсь и разыграюсь. Парнишка убежал, а я переоделась и стала петь упражнения. Голос сначала казался мне странным, чужим, но потом горло согрелось, и все стало как прежде. Я не была уверена, понравится ли людям мое соло, поэтому делала ставку только на флейту. Вскоре в кабинет вошли Вольф, Стелла и Крис. – Ада! Мы наконец-то услышим твой голос! – воскликнула моя подруга. – Да, да, романсы – в массы! Городской бомонд любит их, ты не проиграешь! – добавил Крис. – Тебе разрешили все, так как ты выступаешь последней. А вы, господа, поглазели на девушку – и хватит. Идите в зал, все! Продюсер выпроводил их за дверь, и, усталый, сел. – Уф-ф-ф, знала бы ты, чего мне стоило выбить этот романс… – Мистер Мэйсон сопротивлялся? – Еще бы! Я намекнул ему о твоем таланте, а также надавил на старую рану. Конечно же после всего этого он сдался. – Спасибо вам! – я пожала ему руку и продолжила играть. К нам присоединился Тим. Он совершенно преобразился, ибо фрак сделал из него мужчину: он стал стройнее, взрослее и красивее. Вольф Генрихович скомандовал, и мы начали репетировать. Некоторое время мы сбивались с ритма, не попадали в такт, но через несколько прогонов мы нашли настроение. Я на секунду задумалась и вспомнила цветение черемухи в мае, и терпкий ее аромат, который ассоциировался у меня с Уильямом. Очнулась я когда меня тряс Тим. – Мисс Ковальски, вы заснули? – Прости, Тим, я задумалась. Давай дальше… Приближалось время концерта. Я в последний раз повторила все, и мы чеканным шагом отправились за кулисы. На этот раз все прошло на удивление быстро. Но волнение сбивало меня с настроя. Руки жутко тряслись, но когда железная теплая рука Вольфа Генриховича легла на мое плечо, весь творческий мандраж ушел в небытие. Хотя, это предэкзаменационное ощущение страха иногда шло на пользу, отрезвляя мозг. Нас объявили. Сначала вышла я, опять жмурилась от софитов. Стелла и Крис сидели в углу в первых рядах, я выбрала им лучшие билеты. Я стала искать Уилла, и нашла его сразу, в толпе в глубине партера. Его стальные глаза сверкнули на мгновенье и мертвенное лицо озарила тень улыбки. Я поднесла флейту к губам и исполнила Моцарта. Зал аплодировал долго, и все же ждал, что будет дальше, после флейты, ведь им объявили, что на этом дело не кончится. – Уважаемые слушатели. Впервые на сцене выступит Тим Роббинс. Он будет аккомпанировать мне. Рахманинов «У моего окна». Тим подошел к роялю и прикрыл крышку, чтобы не заглушить мой голос. Он не знал наверняка, окажусь ли я сильнее инструмента. Я кивнула, и он начал играть вступление. «У моего окна черемуха цветет, Цветет задумчиво под ризой серебристой… И веткой свежей и душистой склонилось и зовет… Ее трепещущих воздушных лепестков Я радостно ловлю веселое дыханье, Их сладкий аромат туманит мне сознанье, И песни о любви они поют без слов…» В это коротком романсе было скрыто столько всего, что я выложилась до последнего, и сил ни на что больше не осталось. Зал ликовал. Кто-то бросил букеты пушистых гвоздик мне и юнцу. Но я ничего почти не видела. Продюсер мной был доволен. – Горжусь тобою, Ада! Ты восхищаешь их! Пусть ты не гениальна, но все же… – Я ничего не соображаю. Сил нет. – Это естественно после такой нагрузки. Ты отдыхай, концерт не ранее чем через неделю. Я сняла тугое платье и переоделась в удобные джинсы и блузу. К нам зашли Стелла и Тим. Подруга чмокнула меня и вручила сверток. – Хороший голос, не ожидала от тебя такого. Держи шкатулочку. – Я рада, что вам понравилось. Придете еще? Стелла кивнула и, пожаловавшись, что уже поздно, убежала. – Послушай, Тим, мы могли бы основать союз. Ты ведь не занят вечерами? – Что вы, ради концертов я найду время когда угодно! – Я тебе обязательно позвоню, когда мы согласуем план дальнейших выступлений. Мальчик кивнул и попрощался с нами. Вольф Генрихович собрал вещи, и закрыл за мною дверь. Он пожелал мне удачной ночи и уехал на такси. Я накинула плащ и вышла через черный ход. У скамейки под фонарем меня ждал Уилл. Он с поклоном поприветствовал меня и поцеловал мою руку. Из-за спины он достал темно-бордовую розу и торжественно вручил мне. – Я не сомневался, что ты, Ада, порвешь этот зал! Конечно, в прошлый раз выступление скрипача получилось гораздо более сильным, но тебе не было сегодня равных. – Хорошо, что ты пришел. А я ведь видела тебя в зале. Кстати, с цветком ты угадал, я не удивляюсь впрочем. – Ты очень бледная и худая. Видимо, голодна? Пойдем, я накормлю тебя! – Но ты сам не будешь есть… Мне как раз надо обсудить с тобой кое-что в уютной обстановке. Вампир взял мои вещи и повел меня по темным улицам Ванкувера. Сегодня он выглядел совсем молодо, видимо, охотился недавно. Но почему-то он выглядел обеспокоенным и то и дело озирался вокруг. Мы шли долго, и наконец, дошли до какого-то открытого ночью кафе. Официантка вежливо указала Уиллу на самый дальний столик, в тени у стены, отгороженный китайской ширмой, и мы сели туда. – Здесь нас никто не подслушает. Все важные встречи со смертными я обычно провожу здесь. – То есть, тут все знают, что ты не человек? – Упаси тебя боже нет, просто они ценят меня как гостя, который дает щердые чаевые за умение хранить молчание. Уильям громко рассмеялся, и к нам подошла та самая официантка и дала меню. – Что я могу выбрать? – робко спросила я. – Все, что хочешь в пределах разумного! Я порыскала в поисках настоящей еды, потому что за время своего присутствия в городе я обычно питалась только легкими завтраками и ужинами. А по-настоящему вкусную еду мне довелось попробовать только в ресторанчике, где подавали суши. Я заказала кусочек отбивной, какой-то салат с морепродуктами, красное вино и шоколадный десерт. – Хм, придется мне пригубить из твоего кубка и притвориться, что я пил. – Знаешь, я хотела спросить. Тебе не кажется, что все нападения как-то связаны с книгой Perpetuum Silentium? – Поспешных выводов не стоит делать, Аделина, – он немного смутился. – Я ничего не знаю наверняка. Когда у тебя следующий концерт? – Через неделю, а что? – Тогда через пару-тройку дней я приглашу тебя в одно место, где тебе наверняка понравится! Нам принесли заказ. Мясо оказалось очень вкусным. Я попробовала вино – только сухое красное могло подойти к кровавому ростбифу. Уилл смотрел на меня с непередаваемой жадностью, он был готов съесть целого коня. Вампир взял у меня бокал и, поморщившись, сделал глоток. – Пакость конечно, но люди пьют. Что поделать, кровь заменяет нам и еду, и напитки. А вот мясо, м-м-м, я бы не отказался, но, боюсь, организм не примет его, – он снова засмеялся. – Но взамен вы получили превосходство над родом человеческим! – Может быть, может быть. В твоих глазах ясно читается факт, что ты хочешь спросить что-то у меня? Я чуть не подавилась. Все же, непривычно было слышать о том, как кто-то угадывает твои желания и ход мыслей. – Кларисса, она жива сейчас? – Живее мертвых всех и всех живых, если тебя это устроит. – Ты поддерживаешь с ней контакт? – В каком-то смысле да, все же, она мне мать заменила. Извини, но сейчас не время, чтобы обсуждать ее. – Хорошо, а другие вампиры Ванкувера? Я задела Уильяма за живое. Его лицо исказила гримаса ненависти. – Мерзкие кровососы! Их немного, но иногда они доставляют слишком много проблем. Нет на них управы… нет, конечно есть, но, моя леди, ты это увидишь сама. Я дожевывала салат, как принесли десерт. Уильям отвернулся, чтобы не видеть этой вкуснятины. Я искренне сочувствовала ему. – Вы, вампиры, напоминаете мне Гаммельнского крысолова, вводите людей в заблуждение и тащите за собой не погибель. – Ну почему сразу на погибель? – он улыбнулся как чеширский кот. – А если просто выудить нужную информацию? – Из вас вышли бы неплохие тираны-правители! Вас слушали бы тысячи, и вы могли бы творить свое черное дело… – Ты глупа, девчонка. Нас сразу бы раскусили. К тому же, слишком пошло и низко управлять массой покорных. Гораздо интереснее за ними наблюдать… Десерт был просто восхитительным. Он таял во рту, оставляя приятное пряное послевкусие. – Кстати говоря, мне очень понравился романс Рахманинова. Похоже, ты очень любишь черемуху! – Да, Уилл, ты прав. В детстве около моего дома росла целая аллея черемух. В мае, когда начиналось буйное цветение и ты попадал под их тень, забывалось все плохое, но если ты рисковал подольше остаться там – сразу начинала кружиться голова. – Как я тебя понимаю. А если у индивида голова вскружена любовью, то… Мы посидели еще немного и попросили счет. Я даже не заметила, что вампир держит мою руку в своей. Стало сразу как-то холодно и больно, и я быстро ее одернула. Официантка принесла счет, и Уильям долго удивлялся цифрам, но как всегда остался верен себе и дал щедрые чаевые. Радостная девушка убежала с шепотом «Он прекрасен! Он восхитителен!», а мы удалились. Ночь полностью вступила в свои права. Как ни странно, здесь было отчетливо видно все звезды северного полушария, и блики фонарей их не засвечивали. Уильям поднял голову к небу, и я заметила, что оно теперь полно умиротворения. – Ночь для охоты. Последняя ночь лета. Каждый раз все повторяется вновь и вновь, одно и тоже… Я ничего не сказала, так как это было похоже на риторическое восклицание. – Что-то подсказывает мне, что ты тоже любишь звезды, да? Я кивнула и стиснула его руку. Холодный порыв ветра жалил намного больнее, чем его прикосновение. Вампир опустил мои вещи и посмотрел мне прямо в глаза. – Ты очень, очень похожа на нее. В тебе ее кровь и ее душа! – Кого, ты уже третий раз говоришь об этом! – спросила я. Его разум быстро отрезвел, он помотал головой и зажмурился. – Когда ты познаешь то, что должна, я обязательно расскажу тебе все. Прошу, будь на связи ближайшие дни. Я вызову тебя. Я даже не заметила, что мы подошли к моему кварталу. Уильям торжественно вручил мне вещи и розу и с поклоном удалился во тьму ночи. Я раскидала все по комнате и с трудом нашла высокую вазу, в которую могла бы поставить розу. Чувство своего превосходства опьяняло меня. Похоже, начиналась мания величия, и я твердо решила побыстрее ее искоренить.
